Я часто говорю с вами о нелюбви к себе потому, что очень живо помню как там, на том берегу. Я провела на нем много лет, большую часть жизни.

В детстве и юности меня никто не любил так, как мне бы этого хотелось, так, как мне было бы понятно, поэтому долгие годы во мне жила уверенность, что не любили вовсе. Но я сразу родилась взрослой, очень разумной и трезво рассудила, что все правильно – любить-то меня не за что.

Любят особенных – стройных, заводных, общительных, как Катя, или бегающих лучше всех в классе, как Дима. А я видела в зеркале толстую, некрасивую, ленивую, плохо одетую и ужасно стеснительную девочку.

Можно было бы выделиться умом и блистать на олимпиадах, самой поступить на престижный факультет. Но я не умею думать быстро, в стрессе теряю даже то, что знаю, и лишена амбиций, чтобы бороться и наслаждаться победой. Ценятся не такие.

Я уязвима и совершенно неуместно впечатлительна – меня ничего не стоило обидеть, слезы могут сами собой потечь от любой трогательной сцены, и я искренне считала себя истеричкой. Поэтому напряженно старалась не проявлять чувства вовне и не попадать под их бурные проявления рядом, боясь просто не удержать всю рвущуюся изнутри лавину. Мне казалось, что нормальные люди, которых можно любить, как-то контролируют свои эмоции.

К юности я была совершенно уверена, что не могу нравиться, поэтому спокойно и сразу соглашалась на отношения без взаимности. Но я была хорошей и понимающей, охотно помогала и заботилась, никогда ничего не просила, тем паче – не предъявляла претензий и не «катала истерик», тихонечко унося свои слезы подальше, чтобы никого ими не ранить и не раздражать. Оставалась надежда на то, что рано или поздно кто-то обязательно оценит, что со мной удобно, и пусть немножко, но полюбит – из благодарности. Так не случалось. Какой бы дугой я ни выгибалась, подстраиваясь под партнера, ему в какой-то момент все равно становилось мало и скучно, а потом ещё и стыдно. Мне ни разу не удалось заслужить хоть капельку любви.

От боли, обиды и нелюбви я спасалась едой – она успокаивала и постепенно наращивала вокруг меня жировую броню, чтобы хоть немножко защитить от этого мира. Самая острая попытка быть любимой накопила во мне 140 килограммов горя и стоила мне желчного пузыря. Горе и гнев от безысходности выходили из меня огромными камнями так больно, что я теряла сознание.

Это было самое благодатное время – я наконец упала на дно и поняла, что больше так продолжаться не может. Мне нужно наверх, на воздух, к свету. Я так устала от унизительного вымаливая капли внимания к себе! Никому до меня по-настоящему нет дела? Хорошо. Примем это как данность. Но подожди-ка, это не совсем так. Есть как минимум один человек, которому определенно не все равно, как я и что со мной происходит. Я сама.

Это оказалось гораздо легче, чем я думала – долгое заинтересованное внимание и забота о ком-то самым естественным образом рождают в нас любовь. Я научилась любоваться собой, со всеми растяжками, пузиком, морщинками и кучей других неидеальностей. Я научилась беречь себя и внимательно слушать свои «не хочу». Я стала с интересом наблюдать свои «дурацкие» особенности и увидела, что именно они делают меня мною, что в них моя сила и вкус того, что я несу в этот мир. И этот вкус оказался очень нужен другим, его не хватало. Мне ужасно интересно стало наблюдать за самым любимым человеком и поддерживать его во всем.

Это тогда я узнала, что многое во мне – абсолютно нормально ещё и потому, что это часть моего типа психики, что это моя природа и так задумано. Это тогда как-то исподволь в мою жизнь вошло ощущение, что я любимое дитя Бога. Просто так, безо всяких условий и доказательств.

Я часто говорю с вами о вашей нелюбви к себе потому, что знаю, как вам там, на том берегу. Моя история научила меня всегда ставить себя в приоритет, из всех путей выбирать тот, что к теплу и счастью. Как старый Харон, я просто забираю вас с того холодного берега, чтобы помочь попасть к другому.