Она хохочет: «Да что с него, дурака, взять?!». И вылезает из квартиры в окно (повезло: этаж позволяет), успев схватить только ноутбук и протертую от времени косметичку — там весь ее персональный Форт Нокс (десяток золотых браслетов и цепочка с их инициалами). Подвыпивши, он приходит особенно душевный, сегодня вот прямо домой любовницу привел. Вечером можно будет вернуться, надо просто переждать чуток.

Она улыбается и вздыхает: «Он хороший! Он ведь, знаете, как бьет? Чтобы синяков не оставалось! Заботится, чтобы мне на людях потом стыдно не было. И детей ни разу рукой не тронул. Плохо ему, что же поделать…». И вскидывает на меня глаза, проверяет реакцию.

Она делится самым дорогим: «Это любовь всей моей жизни. Он понимает меня, как никто другой. Мы уже десять лет вместе. Ему сложно решиться на брак, я его понимаю. Но люди меняются, я верю. Тогда он переедет ко мне и мы поженимся. Я умею ждать».

Она очень убедительна: «У него кризис. Пятый год толком без работы, представляете?! Тут любой с ума сойдет. Вообще не знает, куда себя деть: встает к обеду, вечером с друзьями общается, ночью, чтобы хоть как-то отвлечься, в компьютере сидит. Ой, это я опять отвлеклась, извините. Я хотела про призвание поговорить, вы можете мне помочь? У меня две работы сейчас, но денег все время не хватает, детей все-таки трое. Я вот думаю, чем бы мне еще заняться?»

Она говорит: «Он сильный человек, совершенно независимый, я восхищаюсь такими людьми. И не дает мне опускать руки. Если я звоню ему с какой-нибудь своей дурацкой проблемкой, он говорит всегда: «Это твое дело», и кладет трубку».

Она думает: «Я люблю его». Она действительно так думает.

Одно из них: огромная черная пантера, с такими клыками, что слова мне не понадобятся. У нее одна задача: тряхануть бы за шкирку эту «любовь всей жизни» так, как следует, вернуть его слегка к реальности, посмотреть чуть пристально в глаза, чтобы он никогда бы и в страшном сне больше не забыл, что ее есть кому защитить. Он даже не представляет, как ему сегодня повезло, что он далеко от нас.

Второму зверю нет дела до этого ничтожества. Больше похожий на огромного льва (хотя черты очень размытые), он совершенно серьезен и не по размеру сострадателен. Не сюсюкающей жалостью, а состраданием сильного. Он смотрит на нее, чуть наклонив голову, и спрашивает: «Почему ты так не любишь себя, дорогая?». Секундная пауза, киношный стоп-кадр. И у нее начинают течь слезы. Сами собой, безо всякой управы. Она хватает салфетки, уворачивается от сочувственных взглядов персонала кафе. Она говорит: «Откуда вы знаете?».

Я молчу. Не нужно ей знать. Она будет плакать еще долго. Иногда прямо навзрыд — так плачут только дети. Потом засмеется. И снова заплачет. И так — пока не вытечет в эту прореху вся ее ядовитая нелюбовь к себе. В это неожиданное пространство теперь можно загрузить настоящую любовь. Она пока понятия не имеет, откуда ей там взяться. Благо, я знаю.